«Я знаю, у всех мечты... Иначе нельзя». Ко дню рождения русского писателя Александра Грина (1880-1932).

«Когда дни начинают пылиться и краски блекнуть, я беру Грина. Я раскрываю его на любой странице. Так весной протирают окна в доме. Все становится светлым, ярким, все снова таинственно волнует, как в детстве».

(Даниил Гранин)

Александр Грин – последний романтик русской литературы XX века, повествующий нам «о бурях, кораблях, любви, признанной и отвергнутой, о судьбе, тайных путях души и смысле случая». Как мелодия волшебной флейты, как звуки моря звучат имена его героинь, живущих в прекрасной стране Гринландии, открываемой каждым из нас заново тогда, когда тому приходит время…

Первые наброски будущей феерии появились еще в 1916 году; в то время Грин сделал такую запись»: «У меня есть «Алые паруса» — повесть о капитане и девочке. Я разузнал, как это происходило, совершенно случайно: я остановился у витрины с игрушками и увидел лодочку с острым парусом из белого шёлка. Эта игрушка мне что-то сказала, но я не знал — что, тогда я прикинул, не скажет ли больше парус красного, а лучше того — алого цвета, потому что в алом есть яркое ликование. Ликование означает знание, почему радуешься. И вот, развёртывая из этого, беря волны и корабль с алыми парусами, я увидел цель его бытия».

История появления на свет этого светлого произведения, излучающего вечное счастье, поистине трагична. Весной 1919 года 39-летнего Александра Грина мобилизовали в Красную Армию, где долго прослужить ему не удалось: писателя свалил сыпной тиф – «сыпняк». Слава Богу, он выздоровел, Максим Горький посодействовал ослабевшему после болезни коллеге с продовольственным пайком и выхлопотал комнату в общежитии Дома искусств на Мойке. Голодный и грязный Петроград… Рядом жили Николай Гумилёв, Всеволод Рождественский, Осип Мандельштам, Вениамин Каверин, но отшельник-Грин в контакт ни с кем не вступал, общение ему давалось с трудом – он сочинял свою поэтическую повесть.

«Трудно было представить, что такой светлый, согретый любовью к людям цветок мог родиться здесь, в сумрачном, холодном и полуголодном Петрограде, в зимних сумерках сурового 1920 года; и что выращен он человеком внешне угрюмым, неприветливым и как бы замкнутым в особом мире, куда ему не хотелось никого впускать», — вспоминал Всеволод Рождественский.

Спустя всего лишь два десятилетия Ассоль с Греем помогали выживать блокадникам Ленинграда – для них повесть транслировалась по радио. «В 1943 году, — рассказывает биограф Александр Грина Владимир Сандлер, — артистка Чернявская читала по радио “Алые паруса”, и люди, видевшие смерть, плакали, слушая повесть о том, как надо ждать, как надо надеяться».

Первое название у повести было несколько иное – «Красные паруса», и действие происходило не в приморской Каперне, а в революционном Петрограде. Если бы все осталось как есть, книгу ожидал бы совсем иной успех: революционные символы налицо, и книгу не посмели бы называть «дешёвой сахарной карамелью», «россказнями о полуфантастическом мире, где все основано на “щучьих велениях”, на случайностях…». Но литературный корабль получил свои алые паруса – Грин всегда верил, что «к нему не пристанут лживые или неопределенные толкования».

В первоначальном варианте повести присутствовали и элементы фантастики: летающий человек Мас-Туэль, по желанию возносящийся в небо – он и рассказал Ассоль об алых парусах, померещившихся ему в лучах солнца. Автор избавился от всего, что могло бы разубедить читателя в вере в силу собственного духа, в том, что чудеса каждый может «делать своими руками» и в том, что даже самые несбыточные мечты могут однажды стать реальностью.

Константин Паустовский в статье «Жизнь Александра Грина» писал: «…Грин создал в своих книгах мир веселых и смелых людей, прекрасную землю, полную душистых зарослей и солнца,- землю, не нанесенную на карту, и удивительные события, кружащие голову, как глоток вина. Мир, в котором живут герои Грина, может показаться нереальным только человеку нищему духом. Тот, кто испытал легкое головокружение от первого же глотка соленого и теплого воздуха морских побережий, сразу почувствует подлинность гриновского пейзажа, широкое дыхание гриновских стран».